На улице было не жарко и не холодно, облака накрыли все небо. Для Феликса это был идеальный день для лета. Этот день могло ещё сделать и то, что он был свободен ото всех обязательств. Он бы мог весь день колесить по району на своём двухколеснике или сыграть пару каток с друзьями. Однако ничем из всего, чем мог бы заняться Феликс, он не хотел заниматься.
В двенадцать начали руки начали обрастать и покрываться нечто странным. На них начали прорастать хеленые искривленные и шипастые отростки, которые заставляли Феликса воочию кричать и обливаться слезами. Неописуемые мучения длились аж целый час, при этом никто не слышал его слёзные извывания за стенами его однушки.
Тринадцать часов. Руки покрылись соцветиями красной розы. Лепестки перекрывали свои шипастые побеги. Феликс уже успокоился, когда они перестали расти. Поняв это, он схватил нож с бинтами и побежал в ванную срезать эти побеги в надежде на то, что это всего лишь единичный случай.
Спустя долгие часы он уже срезал побеги и обмотал руки бинтами, закинув эту боль в мусорное ведро. Спустя время, проведённое за срезаниен, прополоскался холодным душем и завалился обратно на кровать.
На следующее утро, вместо Феликса было нечто. Спустя ночь, полную криков и слез, всё тело стало покрыто розами. На кровати вместо него был большой цветник, покрытый красными лепестками роз. Только спустя пару дней его увидит хозяин и Феликсу вскоре констатируют смерть от цветочной болезни, которая поразила не только его.
Всех тех, кого эта болезнь поражала, объединял один и тот же случай. Из-за это случая состояние Феликса уже перестало соответствовать значению его имени.
Рассказ стоит увеличить раза в три. Это ведь написано за один заход? Сложи в ящик и походи подумай: что ещё можно сказать? Что усилить? За пару недель появятся дополнительные идеи.
Помни, что читатель не телепат.
Жду финального результата итт.
Викентий был обнажен. Его нагое естество покрывало бархатную простынь от края до края. Он ничего не делал в это знойное февральское утро, только просто помылся, оделся, посетил продуктовый рынок и выгулял собаку. Большого и гордого мастифа. Чей профиль походил на индейских сфинксов. И, выгуляв своего пса, Викентий изящно прилег поверх раритетной тахты. Он лежал с чувством полу-пустого стакана. Стакана, что был не полон и не пуст. Неотвратимо и единовременно.
На улице царила странная погода. Лил ли дождь? Шел ли град? Викентий не ведал. Ведь упругую твердь оконной рамы плотно обволакивали драповые шторы. Напоминающие театральный занавес в Ла-Скале. В той Ла-Скале, где Викентий много раз не был.
Викентий полу-лежал, полу-вздыхал. Но к двенадцати часам с его молодым телом начали происходить странности. Викентий почувствовал щекотливое томление. Одеяло приподнялось, и Викентий с ужасом заметил, что его одеяло приподнялось! Налитая кровью плоть рвалась наружу через дебри душных штанцов. Викентий испугался. Он вскрикнул. «Доктора! Доктора!» - захрипел Эдуард и провалился в забытье.
На следующее утро столпившиеся у кровати врачи констатировали эрекцию. "Я смогу с этим жить?" - прошептал Аркадий, даже не надеясь на положительный ответ. Врачи молчали. Геннадий заплакал и тоже замолк. Понимая, что из-за этого случайного случая его состоятельное положение уже перестало соответствовать положению состояния стабильного значения.
Что, аттеншнвхора, кушать хочешь? Ну покормись, маленький, покормись.